Неточные совпадения
С этого
вечера началась новая жизнь для Алексея Александровича и для его жены.
Ее крупная фигура покачивалась, и как будто это она встряхивала сумрак. Самгин возвратился в зал, вспомнив, что тихий роман с Никоновой
начался в такой же дождливый
вечер; это воспоминание тотчас же вызвало у него какую-то торжественную грусть. В маленькой комнате шлепались на пол мокрые тряпки, потом раздался возмущенный возглас...
А мы с ним, надо вам знать-с, каждый
вечер и допрежь того гулять выходили, ровно по тому самому пути, по которому с вами теперь идем, от самой нашей калитки до вон того камня большущего, который вон там на дороге сиротой лежит у плетня и где выгон городской
начинается: место пустынное и прекрасное-с.
Сегодняшняя вечерняя заря была опять очень интересной и поражала разнообразием красок. Крайний горизонт был багровый, небосклон оранжевый, затем желтый, зеленый и в зените мутно-бледный. Это была паутина перистых облаков. Мало-помалу она сгущалась и наконец превратилась в слоистые тучи. Часов в 10
вечера за нею скрылись последние звезды.
Началось падение барометра.
В начале ноября было особенно холодно. На реке появились забереги, и это значительно облегчило наше путешествие. Все притоки замерзли. Мы пользовались ими для сокращения пути и к
вечеру дошли до того места, где Дагды сливается с Нунгини. Отсюда, собственно, и
начинается река Нахтоху.
Китайцы в рыбной фанзе сказали правду. Только к
вечеру мы дошли до реки Санхобе. Тропа привела нас прямо к небольшому поселку. В одной фанзе горел огонь. Сквозь тонкую бумагу в окне я услышал голос Н.А. Пальчевского и увидел его профиль. В такой поздний час он меня не ожидал. Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков находились в соседней фанзе. Узнав о нашем приходе, они тотчас прибежали.
Начались обоюдные расспросы. Я рассказывал им, что случилось с нами в дороге, а они мне говорили о том, как работали на Санхобе.
К
вечеру мы дошли до того места, где две речки сливаются вместе, откуда, собственно, и
начинается Лефу [Ле-фу-хэ — река счастливой охоты.]. Здесь она шириной 6–8 м и имеет быстроту течения 120–140 м в минуту. Глубина реки неравномерная и колеблется от 30 до 60 см.
Вечером я узнал от него, что на 4 км ниже в Иман впадает еще одна большая река — Нэйцухе [Нэй-чу-хэ — река, вытекающая изнутри.]. Почти половина ее протекает по низине Лофанзы среди кочковатых болот, покрытых высокой травой и чахлой кустарниковой порослью. По его словам, Нэйцухе очень извилиста. Густые смешанные леса
начинаются в 40 км от Имана. Потом идут гари и лесные болота. Из притоков Нэйцухе река Хайнето [Хэй-ни-дао — дорога с черной грязью.] славится как местность, богатая женьшенем.
Разве только вообще сказать, что та перемена, которая
началась в характере
вечера Веры Павловны от возобновления знакомства с Кирсановым на Васильевском острове, совершенно развилась теперь, что теперь Кирсановы составляют центр уже довольно большого числа семейств, все молодых семейств, живущих так же ладно и счастливо, как они, и точно таких же по своим понятиям, как они, и что музыка и пенье, опера и поэзия, всякие — гулянья и танцы наполняют все свободные
вечера каждого из этих семейств, потому что каждый
вечер есть какое-нибудь сборище у того или другого семейства или какое-нибудь другое устройство
вечера для разных желающих.
А после обеда Маше дается 80 кол. сер. на извозчика, потому что она отправляется в целых четыре места, везде показать записку от Лопухова, что, дескать, свободен я, господа, и рад вас видеть; и через несколько времени является ужасный Рахметов, а за ним постепенно набирается целая ватага молодежи, и
начинается ожесточенная ученая беседа с непомерными изобличениями каждого чуть не всеми остальными во всех возможных неконсеквентностях, а некоторые изменники возвышенному прению помогают Вере Павловне кое-как убить
вечер, и в половине
вечера она догадывается, куда пропадала Маша, какой он добрый!
Сряду три дня матушка ездит с сестрицей по
вечерам, и всякий раз «он» тут как тут. Самоуверенный, наглый. Бурные сцены сделались как бы обязательными и разыгрываются,
начинаясь в возке и кончаясь дома. Но ни угрозы, ни убеждения — ничто не действует на «взбеленившуюся Надёху». Она точно с цепи сорвалась.
Перхунов и Метальников постоянно враждовали друг с другом и редко встречались. Но зато когда встречались, то
начиналась бесконечная потеха. Задирой являлся, конечно, Перхунов, а Метальников только щетинился, но оба были так «уморительны», что встречи эти надолго оставляли по себе веселый след, сообщавший живость и разнообразие неприхотливым собеседованиям, оглашавшим стены помещичьих гнезд в длинные зимние
вечера.
Началось с охотничьих собеседований, устройства выставок, семейных
вечеров, охотничьих обедов и ужинов по субботам с дамами и хорами певиц, цыганским и русским.
Здесь игра
начиналась не раньше двух часов ночи, и бывали случаи, что игроки засиживались в этой комнате вплоть до открытия клуба на другой день, в семь часов
вечера, и, отдохнув тут же на мягких диванах, снова продолжали игру.
Это было глупо, но в этот
вечер все мы были не очень умны. Наша маленькая усадьба казалась такой ничтожной под налетами бурной ночи, и в бесновании метели слышалось столько сознательной угрозы… Мы не были суеверны и знали, что это только снег и ветер. Но в их разнообразных голосах слышалось что-то, чему навстречу подымалось в душе неясное, неоформленное, тяжелое ощущение… В этой усадьбе
началась и погибла жизнь… И, как стоны погибшей жизни, плачет и жалуется вьюга…
Снова
началось что-то кошмарное. Однажды
вечером, когда, напившись чаю, мы с дедом сели за Псалтырь, а бабушка начала мыть посуду, в комнату ворвался дядя Яков, растрепанный, как всегда, похожий на изработанную метлу. Не здоровавшись, бросив картуз куда-то в угол, он скороговоркой начал, встряхиваясь, размахивая руками...
К
вечеру засвежело, и
начался шторм.
С этого
вечера началось мое посвящение в сахалинские тайны.
По утрам и
вечерам летают они в поля на хлебные скирды и копны; особенно любят гречу, называемую в Оренбургской губернии дикушей, и упорно продолжают посещать десятины, где она была посеяна, хотя греча давно обмолочена и остались только кучи соломы. В конце сентября деревья начинают сильно облетать, и тетерева уже садятся на них по утрам и
вечерам.
Начинается осенняя охота.
Чем более весна переходит в лето, тем позднее по
вечерам начинают тянуть вальдшнепы, так что в начале июля тяга
начинается тогда, когда уже совсем стемнеет и стрелять нельзя.
Наконец она приобрела достаточно смелости, чтобы выступить в открытую борьбу, и вот, по
вечерам, между барским домом и Иохимовой конюшней
началось странное состязание. Из затененного сарая с нависшею соломенною стрехой тихо вылетали переливчатые трели дудки, а навстречу им из открытых окон усадьбы, сверкавшей сквозь листву буков отражением лунного света, неслись певучие, полные аккорды фортепиано.
Моленье
началось с
вечера.
Обед вышел поздний и прошел так же натянуто, как и
начался. Лука Назарыч вздыхал, морщил брови и молчал. На дворе уже спускался быстрый весенний
вечер, и в открытую форточку потянуло холодком. Катря внесла зажженные свечи и подставила их под самый нос Луке Назарычу.
При всех этих удобствах нам не трудно было привыкнуть к новой жизни. Вслед за открытием
начались правильные занятия. Прогулка три раза в день, во всякую погоду.
Вечером в зале — мячик и беготня.
Перед
вечером у нее
началось в груди хрипение, которое становилось слышным по всей комнате.
Чтение отчета за вторые три декады
началось в девять часов
вечера и шло довольно беспорядочно.
В тот же
вечер начались у нас сборы, укладыванье и приготовленье кушанья на дорогу.
— Я говорю, — настойчиво перебила Наташа, — вы спросили себя в тот
вечер: «Что теперь делать?» — и решили: позволить ему жениться на мне, не в самом деле, а только так, на словах,чтоб только его успокоить. Срок свадьбы, думали вы, можно отдалять сколько угодно; а между тем новая любовь
началась; вы это заметили. И вот на этом-то начале новой любви вы все и основали.
Начинается шум, mesquineries, [мелкие препирательства (франц.)] резкости вроде тех, которые мы слышали вчера
вечером.
По-видимому, знакомство
началось не далее как вчера
вечером, но в речах обоих собеседников уже царствовала та интимность, которою вообще отличаются излияния людей, вполне чистых сердцем и не имеющих на душе ничего заветного.
С этого
вечера началась первая завязка нашей дружбы.
К
вечеру, едва смерклось, как
началась агония. Сравнительно он умирал покойно и уже в полном сознании сказал жене...
Он не хотел войти в дом, хотя
вечер только что
начинался.
А теперь, описав наше загадочное положение в продолжение этих восьми дней, когда мы еще ничего не знали, приступлю к описанию последующих событий моей хроники и уже, так сказать, с знанием дела, в том виде, как всё это открылось и объяснилось теперь. Начну именно с восьмого дня после того воскресенья, то есть с понедельника
вечером, потому что, в сущности, с этого
вечера и
началась «новая история».
Вечером масонские разговоры в присутствии нового лица, конечно, не могли
начаться, а дождь между тем хлестал в окна. Музыка тоже утомила несколько играющих.
Уже накануне
вечером она была скучна. С тех пор как Петенька попросил у нее денег и разбудил в ней воспоминание о «проклятии», она вдруг впала в какое-то загадочное беспокойство, и ее неотступно начала преследовать мысль: а что, ежели прокляну? Узнавши утром, что в кабинете
началось объяснение, она обратилась к Евпраксеюшке с просьбой...
После этого свидания
началось чаепитие, разговоры, рассказы губернских новостей, и
вечер уступил место ночи, а отец протопоп и не заикнулся об интересующих всех посохах.
Позднее, взвешивая тяжести стыдных своих поступков, он решил, что именно с этого
вечера и
началось всё то непонятное и зазорное, что сбило его с пути, твёрдо — как он думал — избранного им.
Он не пошёл на поминки, но, придя домой, покаялся в этом, — было нестерпимо тошно на душе, и знакомые, прочитанные книги не могли отогнать этой угнетающей тоски. Кое-как промаявшись до
вечера, он пошёл к Сухобаеву, застал его в палисаднике за чтением евангелия, и — сразу же
началась одна из тех забытых бесед, которые тревожили душу, будя в ней неразрешимые вопросы.
Иногда, по
вечерам, два-три лакея, кучерá, садовник, игравший на скрипке, и даже несколько дворовых дам собирались в кружок, где-нибудь на самой задней площадке барской усадьбы, подальше от Фомы Фомича;
начинались музыка, танцы и под конец торжественно вступал в свои права и комаринский.
Уж и без того Козелков заметил, что предводитель, для приобретения популярности, стал грубить ему более обыкновенного, а тут пошли по городу какие-то шушуканья, стали наезжать из уездов и из столиц старые и молодые помещики; в квартире известного либерала, Коли Собачкина,
начались таинственные совещания; даже самые, что называется, «сивые» — и те собирались по
вечерам в клубе и об чем-то беспорядочно толковали…
Часов около восьми
вечера гроза утихла на несколько минут, но только для того, чтобы потом
начаться с новым ожесточением.
Постоянная прикормка должна лежать с неделю, прежде чем
начнется уженье; очень полезно, сверх того, побрасывать всякий день прикормки особо, горсти по две, по утрам или
вечерам.
С того самого
вечера, как
началась пирушка, Гришка не показывался уже дома.
После этой дружеской беседы, которая кончилась только в полночь, Лаптев стал бывать у Ярцева почти каждый день. Его тянуло к нему. Обыкновенно он приходил перед
вечером, ложился и ждал его прихода терпеливо, не ощущая ни малейшей скуки. Ярцев, вернувшись со службы и пообедав, садился за работу, но Лаптев задавал ему какой-нибудь вопрос,
начинался разговор, было уже не до работы, а в полночь приятели расставались, очень довольные друг другом.
Радости жизни у ребенка были: днем пустырь и театр
вечером. И долго так было. Когда с августа
начинались театры, Машенька всю осень гуляла на своем пустыре.
Видно было, что он не спал всю ночь, вероятно, играл в карты и много пил. Зинаида Федоровна уложила его в постель, и все мы потом до самого
вечера ходили на цыпочках. Обед прошел вполне благополучно, но когда ушли в кабинет пить кофе,
началось объяснение. Зинаида Федоровна заговорила о чем-то быстро, вполголоса, она говорила по-французски, и речь ее журчала, как ручей, потом послышался громкий вздох Орлова и его голос.
Началось это с того, что однажды
вечером, придя в охранное отделение со спешным докладом о своих расспросах, Климков встретил там необычное и непонятное: чиновники, агенты, писаря и филёры как будто надели новые лица, все были странно не похожи сами на себя, чему-то удивлялись и как будто радовались, говорили то очень тихо, таинственно, то громко и злобно.
Жара
началась особенная: чуть
вечер, весь отряд спать располагается, а мы вперед до утра, за турецким лагерем следить, своих беречь, да если что у неприятеля плохо лежит — скот ли распущен, лошади ли в недосмотре, часовые ли зазевались — все нам, охотничкам, годилось. И якши и яман — все клади в карман! И скоту, и домашним вещам, и оружию, и часовому — всем настоящее место нахаживали.
Дни проводил я в этой тишине, в церковных сумерках, а в длинные
вечера играл на бильярде или ходил в театр на галерею в своей новой триковой паре, которую я купил себе на заработанные деньги. У Ажогиных уже
начались спектакли и концерты; декорации писал теперь один Редька. Он рассказывал мне содержание пьес и живых картин, какие ему приходилось видеть у Ажогиных, и я слушал его с завистью. Меня сильно тянуло на репетиции, но идти к Ажогиным я не решался.